Знакомые имена

Война, другие жизненные обстоятельства на долгие годы развели нас по разным дорогам – я не видел Русланову много лет, и встретились мы только в 1954 году, когда я уже начал писать для эстрады. Встречи были частыми, но мимолётными – в коридорах Мосэстрады, Гастрольбюро, обстоятельных разговоров не было. Но вот в 1961 году в Горьком состоялся Первый (и, увы, последний) фестиваль советской эстрады. В город на Волге съехался весь цвет нашей эстрады – старики и молодёжь. Конечно, была и Русланова. В один из десяти фестивальных дней поехали мы на Автозавод, чтобы прямо в цехах встретиться со своим главным зрителем. Я открывал концерт в цехе сборки «Чаек». Русланова сидела в красном уголке цеха, дожидаясь своего выхода, я подсел к ней… - А помнишь, как мы на Россельмаше выступали, тоже в цеху. Эх, сколько воды утекло – и светлой и мутной.… Ну, как, мне ещё не надо на сказы переходить – ещё звучит?  - Звучит, Лидия Андреевна! Ещё как звучит! А вечером того дня мы были гостями старого горьковского куплетиста, выступавшего ещё на нижегородской ярмарке, в трактирах. - Я ведь с «пробки» получал, - говорил он, - сколько гости под мои куплеты пива закажут, сколько половые буфетчики их сдадут, с того мне и гонорар шёл! - А теперь мы в Кремле выступаем – эстрадники! Ох, мало мы это всё ценим! – сказала Русланова. - Спойте, гостья дорогая! – попросил хозяин. - Так баянистов-то моих нет. - А я вам на балалайке подыграю! Хозяин взял балалайку, и Русланова запела. Гаркави тихонько подозвал меня к окну – там, во дворе, на звуки голоса Руслановой уже собрался народ: и жильцы, и случайные прохожие. Когда певица кончила петь, со двора раздались дружные аплодисменты: «Спасибо, Русланова! Браво, Русланова!». Лидия Андреевна подошла к окну, распахнула его и поклонилась людям…Летом 1963 года мы с женой совершали круиз по Чёрному морю. Когда наша «Абхазия» пришвартовалась в порту Сухуми, и мы вышли на берег, первое, что я увидел, были афиши «Театра массовых представлений», что гастролировал на местном стадионе. На афише было много знакомых имён, в том числе – имена Руслановой и Гаркави. Вечером мы с трудом протиснулись в ворота стадиона – так много было зрителей. Я пошёл «за кулисы», точнее, под сцену, где были оборудованы актёрские уборные. Нашёл Русланову. - А мне на телевидении предложили две передачи сделать: на письма ответить – там их уйма пришла – и попеть! Все, конечно, помнят эти руслановские передачи: её задушевный разговор со зрителями и пение зля «зала» на 80 миллионов человек. Я позвонил ей после этой передачи, сказал, что даже в метро все говорят об этом событии. Она поблагодарила и сказала, что надо бы встретиться при случае, поговорить. Но такого случая не выдалось, и «встретились» мы только на сцене Театра эстрады, где я стоял в почётном карауле у гроба артистки. Я смотрел на горестно замерший зал: пришли люди пожилого возраста, те, кто помнил её шумный успех в 30-40-е годы, пришли друзья её военных лет. Когда выносили гроб на Берсеневскую набережную, народу было так много, что пришлось остановить движение транспорта. Возле меня оказался какой-то седой человек в старенькой шинели без погон. - Вот так она стоит, а так – я! Понимаешь! На самой верхней ступеньке рейхстага! Она поёт, а я думаю: - Ну, дошёл ты, Сидоркин, до Берлина и живой остался! Да! Вот так – она, а так – я, просто рядом стояли! И я подумал, глядя на этого старого фронтовика, на скорбные лица людей: вот вернутся домой и, кто – на старенький патефон, кто – на новый проигрыватель, поставят пластинку с записями песен в исполнении любимой артистки, и будут слушать! Уже много лет нет на свете Лидии Андреевны Руслановой, а песня её всё звучит и будет звучать вечно! Не лучшая ли это память о замечательной, истинно народной артистке?!». («Лидия Русланова. В воспоминаниях современников». М., «Искусство», 1981. // М. Грин. «А песня звучит…». С. 147 - 151).