Меню
Подарок женщине;
Вольдемар Цорн;
GSM сигнализация для дачи или квартиры;
О шелкотрафаретной печати;
Приборы для лабораторий;
Психология;
НА УЛИЦЕ ДОЖДИК
Запись и обработка Ю. Слонова
На улице дождик Да будь поумнее,
С ведра поливает. Ой, люшеньки, люли,
С ведра поливает, Да будь поумнее.
Брат сестру качает.
Ой, люшеньки, люли, Вырастешь большая,
Брат сестру качает. Отдадут тя замуж,
Ой, люшеньки, люли,
Брат сестру качает, Отдадут тя замуж.
Ещё величает.
Ой, люшеньки, люли, Отдадут тебя замуж,
Ещё величает. Во чужу деревню,
Во чужу деревню,
«Сестрица родная, В семью несогласну.
Расти поскорее.
Ой, люшеньки, люли, На улице дождик
Расти поскорее. С ведра поливает.
С ведра поливает.
Брат сестру качает.
Ой, люшеньки, люли,
Брат сестру качает.
…Всякий раз, когда я слышу в блистательном исполнении Руслановой замечательную песню «На улице дождик», я думаю: наверно, певица так проникновенно доносит до слушателя горе героя песни, что ей не надо было вживаться в образ: пела о себе, о своём горемычном детстве». (Владимир Вардугин «Легенды и жизнь ЛИДИИ РУСЛАНОВОЙ». Саратов. Приволжское книжное издательство. 1999. С. 42 - 43). «Лет семи попала я в Саратове в сиротский приют. Окончила три класса – программу церковноприходской школы, то было моё общее образование. Регент, который вёл в приюте уроки пения, взял меня в церковный хор. Это было образование музыкальное. Им я куда больше дорожила. Вызвалась в приюте заправлять керосином лампы. Дело было кропотливое и не чересчур весёлое. Зато в те часы, когда все учились, я могла, сколько хотела петь в пустых нижних комнатах». (Статья «Жизнь моя, песня», «Советская эстрада и цирк», № 7, 1968). «…На рукоделии, с которым ничего у меня не получалось, подружки выполняли мой урок, а я за это пела им или «врала», что в голову приходило – рассказывала тут же сочинённые диковинные истории: как я сидела на нашем крылечке, а ко мне подошла старушка с козочкой, а та козочка превратилась в красивую барышню в чёрных чулочках.… По ходу этих историй кто-нибудь из персонажей обязательно должен был петь». (Владимир Вардугин «Легенды и жизнь ЛИДИИ РУСЛАНОВОЙ». Саратов. Приволжское книжное издательство. 1999. С. 51- 52). «В приюте был детский хор. Регенту голосок Лиды понравился, и тогда состоялись её первые выступления: пели ребята на похоронах, свадьбах, в церкви и на днях рождения». («Лидия Русланова. В воспоминаниях современников». М., «Искусство», 1981. // И. Прут. «Мы были большими друзьями». С. 122). «В церковном хоре я быстро стала солисткой. Со всего города начали ездить к нам купцы – «послушать, как сирота поёт». Богомольные старушки совали мне лакомства, даже деньги – я не брала, нам это запрещалось».…В церкви, в приюте осваивала маленькая певица и законы жизни и основы музыкальной грамоты. По воскресеньям – радость, благостное «воздаяние богу»: чистые детские голоса, несущиеся вверх, к куполу. А в будни – суровые репетиции. За каждую неверно взятую ноту псаломщик больно ударял косицей из тоненьких свечек, стараясь полоснуть по стриженой голове или по худенькому плечику. Горька была наука. «Я тональности навзрыд брала», - вспоминала потом актриса. И этого она не смогла забыть». /Русланова Л. «С песней по жизни». – «Советская эстрада и цирк», 1968, № 7, с. 6/. («Лидия Русланова. В воспоминаниях современников». М., «Искусство», 1981. // Н. Смирнова. «Русланова – это русская песня». С. 64 - 65). «1908 год. Город на великой русской реке. Страстная пасхальная неделя. Весенние каникулы я проводил у деда, и он взял меня с собой, приехав сюда по своим хлебным закупкам. Остановились мы у его друга – купца Евстигнеева.…После завтрака хозяин предложил пойти к службе в кафедральный собор: там пел хор, в котором выделялся один удивительный детский голос. И город ходил слушать этого ребёнка. Так в Саратове и говорили: «Идём сегодня на с сироту!». Пошли и мы, благо храм находился почти напротив. Народу было очень много. Я вошёл, следуя за моими стариками, и сразу почему-то обратил внимание на стоявшего у двери солдата. Мне помнится, что он был инвалидом: опирался не то на костыль, не то на палку. Хор уже пел, но я, честно говоря, не слушал, а смотрел только на солдата: у меня с детства была тяга ко всему армейскому. И потом: солдат в церкви! Солдат должен быть в казарме или на войне! Почему он здесь? Непонятно! Никогда не видел я солдат на богослужении у нас – в Ростове: нянька водила меня в собор по всем существующим праздникам! И я не спускал с него глаз. А солдат стоял ровно, обыкновенно, равнодушно. Но вдруг он весь преобразился, вытянув шею, подался вперёд, до предела напрягая слух. Тогда уже стал прислушиваться и я. В полной тишине величественного храма, на угасающем фоне взрослого хора возник голос. Его звучание всё нарастало, ни на мгновение, не теряя своей первородной чистоты. И мне показалось, что никто – и я том числе – не дышал в этой массе народа. А голос звучал всё сильнее, и было в нём что-то мистическое, нечто такое непонятное.… И я испугался, соприкоснувшись с этим волшебством, задрожал, услышав шепот стоящей рядом монашки: «Ангел! Ангел небесный!..». Голос стал затихать; исчезая, он растворился под куполом храма, растаял так же неожиданно, как и возник. И я, робея, смотрел в потолок, надеясь увидеть, как через крышу – в свои небесные покои улетит этот маленький ангел, именуемый в городе Сиротой. Я стоял как зачарованный и пришёл в себя, лишь, когда Евстигнеев, подмигнув моему деду, сказал мне:
- Ну, юноша, не желаете ли познакомиться с артисткой?
- С какой такой?.. – не понял я.
- С нашей знаменитостью! Пойдём, покажу её тебе!