Меню
Поставим моющие средства;
Женские оздоровительные даосские практики;
Парки, скверы, сады и бульвары;
Маленькие весы;
Живопись, аэрография;
Ззнакомство с кошками породы Донской сфинкс;
О таланте певицы
Трудно сказать, сколько именно песен знала Русланова. Кажется, сотни, даже тысячи»…Русланова учила молодых певиц «петь, как поётся», легко, непринуждённо и, уж во всяком случае, без внутреннего «зажима», без внешних, не оправданных законами жизни образа «эффектов» и приёмов. Петь легко! Но в то же время не раз и говорила: «Хорошо петь – очень трудно. Изведёшься, пока постигнешь душу песни, пока разгадаешь её загадку». /Зыкина Л. «Лидия Русланова и театр песни», с. 107/. «Изведёшься, пока постигнешь» или детское – «я тональности навзрыд брала». Быть может, в этом и заключается секрет её фантастических жизненных везений – что именно «изведёшься» и именно «навзрыд». («Лидия Русланова. В воспоминаниях современников». М., «Искусство», 1981. // Н. Смирнова. «Русланова – это русская песня». С. 86 - 88). «Конечно, она была выдающейся актрисой, - от природы, - писала Зыкина, - от бога, как говорится, и её театр песен был, по существу, театр деревенский, ярмарочный, балаганный, в подлинном – высоком и незамутнённым – смысле этих понятий. Излишне напоминать, что пела она… без микрофона».
/Зыкина Л. «Лидия Русланова и театр песни», с. 108/. («Лидия Русланова. В воспоминаниях современников». М., «Искусство», 1981. // Н. Смирнова. «Русланова – это русская песня». С. 92). «Лидия Андреевна Русланова!.. Писать о ней очень легко и в то же время невероятно трудно. Легко – потому, что все, кто видел и слышал, кто помнит Русланову, ценили её бесспорный талант и обаяние. Можно много написать о её успехах, о бурных овациях, сопровождавших каждый её выход на эстраду. А трудно – потому что описать своеобразие дарования, эмоции, пробуждаемые «руслановским» исполнением всем известных песен… да где же взять краски, чтобы изобразить достойно незабываемую, неповторимую, горячо любимую русскую певицу Лидию Андреевну Русланову?! А познакомился я с Руслановой за кулисами эстрадного театра «Эрмитаж» в 1938 году. И вот на эстраду вышла Русланова. Встречено её появление было бурными, восторженными аплодисментами, означавшими предчувствие огромного наслаждения. Когда она закончила третью песню и, поклонившись несколько раз, ушла за кулисы, публика не давала возможности конферансье объявить следующий номер, то есть меня. Долго увещевал Гаркави зрителей, и наконец. ему удалось выкрикнуть моё имя и фамилию. Я выступал на фоне долго не стихающего шума. Почему я пишу об этом? Я хочу, чтобы читатель, и особенно молодой читатель, мог себе представить, как на эстраде появлялись певица и гармонист. И никаких ансамблей. Никаких гитар! И микрофона тогда ещё не было! И вот эта певица так мягко, так задушевно исполняла всем известные русские песни, что в зале царила мёртвая тишина. Билетёры, гримёры бежали в зал, чтобы послушать Лидию Андреевну. А мы, актёры, толпились за кулисами, чтобы ещё раз, чтобы в сотый раз послушать несравненную Русланову.…Словно бы ничего особенного.… Но всё это.… Говорило и об огромном даровании, и о трудолюбии, и о глубокой любви к своей Родине и её песням, и о чувстве ответственности перед зрителем. Позднее я ближе познакомился с Руслановой, был принят в доме Гаркави и Руслановой, был свидетелем ежедневных репетиций, сотни раз повторяемой фразы. Она буквально изнуряла своего аккомпаниатора – гармониста Максакова, который иногда осмеливался намекнуть Руслановой. Что песня готова, а в ответ получал лаконичное: - Молчи! Песня ещё далеко не готова! - Позвольте, - говорил Максаков, - да ведь мы её уж исполняли сотни раз! - Ну и что, - отвечала она, гневно сверкая глазами, - хорошему нет конца! Есть, есть ещё недоделанные места! Звучит как-то наигранно, а значит, фальшиво. Надо же, чтобы всё шло от души. Ты посмотри, - продолжала она, - как репетирует жонглёр. По нескольку часов ежедневно бросает он свои шарики. Ловит – и как будто всё в порядке. Ан нет! Боится: а вдруг уронит. И всё бросает, бросает, до изнеможения. Зато выходит на эстраду уверенно и спокойно. Или возьми танцевальную пару Редель и Хрусталёва. Когда не придёшь к ним – всё танцуют и танцуют, хотя уже который год выступают вместе. А мне что надо? Я ведь не оперная певица, а эстрадная. Могу одну фразу спеть на низких, контральтовых нотах, а другую – фальцетом, не в этом дело, главное – спеть так, как поют у нас в деревне, - просто и задушевно. И не себя надо выпячивать, - дескать, смотрите, люди, слушайте, как я здорово пою! Ведь чего я хочу, когда пою: «Ох, ты, степь широкая, степь раздольная! Ох, ты, Волга-матушка, Волга вольная!» - Чего я добиваюсь? А того добиваюсь, чтобы люди, сидящие в зале, видели эту Волгу, эту степь раздольную. Я хочу, чтобы они ощущали умиление и даже лёгкую грусть. Недаром в песне поётся: «Любовь никогда не бывает без грусти». Ну а «Валенки»? Текст-то примитивный, я знаю, однако я стараюсь так спеть о валенках, о «неподшитых, стареньких», чтобы всем весело было, чтобы заулыбались лица зрителей. И надо сказать, что Лидия Андреевна всегда добивалась своего». («Лидия Русланова. В воспоминаниях современников». М., «Искусство», 1981. // И. Набатов. «Достойная своего триумфа». С. 208 - 211). «А как переживала Русланова рецензии и статьи этих «знатоков» и «критиков», как непонятны ей были упрёки в нефольклорности её исполнения, в чрезмерности темперамента, в задиристости и силе звука!..». («Лидия Русланова. В воспоминаниях современников». М., «Искусство», 1981. // А. Алексеев. «Своеобразие». С. 219). «Я видел, как увлажнялись глаза солдат, когда Русланова пела песню «Степь да степь кругом», и как озарялись улыбками лица при исполнении песни «Валенки». Она исполняла песни без вульгаризации и стилизации. С большим уважением певица относилась к хору имени Пятницкого, его руководителям и солистам. В свою очередь и в хоре имени Пятницкого все, кому довелось общаться с Лидией Андреевной, говорили о ней с огромным почтением». («Лидия Русланова. В воспоминаниях современников». М., «Искусство», 1981. // В. Левашов. «Она пела без микрофона». С. 230). «Когда-то Лидия Андреевна писала о том, что с песней она связана неразрывно, с детства. «Мы с ней приросли друг к другу…» - говорила артистка. Много лет сам народ не отделял её имя от русской песни. Потому что все песни Руслановой – это я знаю твёрдо – были песнями её большого сердца». («Лидия Русланова. В воспоминаниях современников». М., «Искусство», 1981. // А. Рудель. «Большое сердце». С. 120). «Ах, как она пела, как, бывало, затянет ноту – так всё на свете забывается. Каждое слово у неё играло. Все особенности её человеческой натуры звучали в этих проникновенных, долгих распевах: уверенность, властность, озорство, необычайная сила воли. И чем больше я её слушал, тем больше удивлялся, что она всегда умела найти какую-то особую краску, которая преображала давно забытую или запетую песню. И мне жаль тех, кто не слышал её живого голоса, - пластинки не передают полностью красоту его звучания…Ведь слушаешь пение Руслановой – и становишься её пленником, совсем не думая, что с чем она соединила. И, кстати сказать, у всех, наверно, на памяти, как Роза Багланова ломала на казахский манер строку русской песни: «Ах, Са-а-ма-ра го-о-ро-о-одок…». Что же, повредило это русской песне? Да ничуть! Но придало ей особое обаяние, подчеркнуло широкие её возможности в поисках разнообразия. Да и певице создало славу – какие бы песни ни пела потто Багланова, имя её навсегда связано с этой песней о Самаре-городке. Дело в мастерстве и чуткости. Другим такое органичное соединение русской народной песни и цыганского романса, может быть, и не удалось бы, а Русланова сумела их гармонично слить в единое целое…А мастерство у неё было огромное…Всё дело, наверно, в том. что она не знала, что такое равнодушие, холодное ремесленничество, - она выходила на сцену, чтобы раскрывать свою душу людям. - Сердцем зарабатываю, - сказала она мне как-то. Да, именно сердцем, а это нелёгкий вид заработка. Когда я играю на балалайке и сливаюсь со своим инструментом, я часто где-то внутри себя слышу проникновенный голос Руслановой, который всегда каким-то таинственным образом влияет на моё исполнение». («Лидия Русланова. В воспоминаниях современников». М., «Искусство», 1981. // М. Рожков. «Самобытность». С. 233 - 234, 236 - 237). «Работая с той или иной песней, Русланова брала алмаз, огранивала его – и вот блистает всеми гранями изумительный бриллиант.…Увы, остаётся только сожалеть, что многие друзья Руслановой, владевшие даром слова, в своё время не успели написать о ней книгу. Какую бы замечательную повесть оставила бы нам её подруга, самобытная писательница Галина Серебрякова. В её архиве осталась рукопись – наброски и размышления о лучшей русской певице ХХ века, - с фрагментами которой познакомила читателей «Литературная Россия» (1985, № 51). «В бездонной памяти отыскиваю штрихи чувств и событий, связанных с людьми, встреченными на жизненных перевалах. Не моря, ручьи, горы, леса, а люди определили строй моих мыслей и маршрут по планете. Люди умирают и уносят частицы нас с собой. Навсегда замер голос Лидии Руслановой, а во мне он звучит с неослабной силой.