Темы военного времени

Среди песен советских композиторов, вошедших в репертуар Руслановой в 1920-1930-х годы, нет ни одной, не связанной с военной темой, с армией. Да и о чём могла петь страна между двумя кровопролитными войнами? Как-то в начале 1930-х годов, вспоминая санитарный поезд и свои выступления в госпиталях и на передовой перед бойцами, Лидия Андреевна говорила друзьям: «Не приведи Господь снова петь в окопах!». Тогда за её плечами было две войны. И впереди – тоже две. Великую Отечественную войну Русланова встретила настоящим воином, кавалером ордена Красной Звезды. Наградили её за участие в «незнаменитой той войне», которая, хотя и длилась недолго, тем не менее, досталась нашему народу нелегко: полегло в финских снегах немало красноармейцев. И получила певица боевой орден не просто за концерты (коих она в ту военную зиму успела дать ровным счётом 101), а за проявленное мужество. Лидия Андреевна рассказывала о тех днях Клавдии Павловой-Давыдовой, тонмейстеру Всесоюзного радио, когда они в 1953 году готовили передачу «Русские песни в исполнении Руслановой», рассказывала, как вместе с Михаилом Гаркави и баянистом В. Максаковым летала на бомбардировщике на передовые позиции и на его же крыле пела для бойцов. «Однажды командовании, - пишет в статье «Она была талантлива» К. Павлова-Давыдова, - попросило её петь подольше. Звук с помощью походной радиостанции усилили, так что он стал слышен по другую сторону фронта, и там тоже заслушались её пением. А в это время сделали нужную передислокацию наших войск для следующего наступления. За этот концерт, увлёкший даже врага настолько, что он прекратил обстрел наших позиций, Русланова была награждена орденом Красной Звезды. И петь пришлось почти три часа». Три часа на морозе, на Севере. «За двадцать восемь дней мы успели дать более ста концертов, - вспоминала фронтовая подруга Руслановой артистка Анна Редель. В памяти остались «не только обстрелы, под которые мы иногда попадали, но в ту зиму на севере стояли жесточайшие морозы, а мы непрерывно передвигались. «Путешествовали» как попало: то на автобусе, то на дрезине, то на самолёте, то на санях, шли иногда и на лыжах». Удивительно, как в таких кошмарных условиях Русланова сохранила голос. Верно, и впрямь помогал стрептоцид, который певица постоянно принимала для профилактики простудных заболеваний. У неё в то время даже шутливое прозвище появилось в среде друзей-артистов фронтовой бригады – Лидка - Стрептоцид. И у других участников тех необычных гастролей прижились прозвища. Так, Илью Набатова «величали» Ильюшка - Китаец. Много лет спустя он рассказывал читателям книги «Лидия Русланова» о том, как встречали певицу бойцы - фронтовики. «Когда началась война с белофиннами, Всесоюзный комитет по делам искусств решил организовать фронтовую бригаду для обслуживания наших бойцов и командиров на фронте. Бригада была создана в следующем составе: Лидия Русланова, Михаил Гаркави, великолепный жонглёр Виталий Спевак, лучшая танцевальная пара на эстраде Анна Редель и Михаил Хрусталёв, вокальный дуэт Хромченко и Юровецкий, баянист Иван Голый, я и мой аккомпаниатор и соавтор Леонид Набатов. (…)». Позвольте вклиниться здесь и расшифровать (…) используя рассказ И. Набатова: «И вот мы в Заполярье – Кем, Кандалакша, Лоухи, Ухта.… В тридцатиградусный мороз нам приходилось выступать порой на открытом воздухе, на поляне или в лесу. Вот тут обнаружилась стойкость Руслановой и её преданность своему делу. Несмотря на частые простуды, глотая по несколько раз в день бывший тогда в употреблении красный стрептоцид, она не пропустила ни одного концерта. А всего мы их провели сто один. В разгар войны по предложению Руслановой мы отправили в Политуправление Красной Армии телеграмму с просьбой оставить нашу бригаду на фронте до окончания войны и получили согласие». («Лидия Русланова. В воспоминаниях современников». М., «Искусство», 1981. // И. Набатов. «Достойная своего триумфа». С. 213). Позвольте дальше продолжить…«Везде, во всех подразделениях нас встречали радушно, но особенно радостно приветствовали Лидию Андреевну – и неудивительно. Она ведь пела о России, о Волге – и как бы привозила с собой частицу Родины. Если в московских концертах Русланова ограничивалась исполнением трёх, максимум четырёх песен, то здесь, на фронте, в землянках, которые заполнялись до отказа стоявшими красноармейцами и командирами, Русланова пела по шесть, семь песен, а иногда и больше. Когда нам приходилось переезжать из одного пункта в другой в санитарных поездах, надо было видеть, с какой неиссякаемой энергией Лидия Андреевна переходила из вагона в вагон и в коридоре распевала свои песни, а если проходила мимо койки, где лежал тяжелораненый, она обращалась к  нам, актёрам: - А ну стой, ребята! Дадим здесь концерт полностью. Доставим радость нашему защитнику. Бригадиром нашей концертной группы был Михаил Минеевич Шапиро, но частенько нами командовала Лидия Андреевна, а мы как-то невольно подчинялись её властному характеру. Однажды нам было предложено дать концерт для бойцов, которые через два-три часа должны были отправиться на передовые позиции, причём маршрут нам был предложен в двух вариантах: либо двадцать пять километров лесом, который подвергался обстрелу вражеской артиллерией, либо объезд, где дорога была безопасной, но гораздо более длинной – сорок с лишним километров. Мы все предпочитали безопасный путь. Все, кроме Руслановой. - Как не стыдно, - взволнованно кричала она, - что, не лесом ли едут наши солдаты, такие же люди, как мы! И потом, нас там ждут ребята, которым через пару часов – в бой. А вдруг запоздаем?! Мы поехали лесом. Доехали благополучно. И действительно, сразу же после концерта бойцы прощались с нами, уходя на передовую. - Спасибо, спасибо вам, - говорили они, пожимая нам руки. – Теперь в бой идти веселее». (Владимир Вардугин «Легенды и жизнь ЛИДИИ РУСЛАНОВОЙ». Саратов. Приволжское книжное издательство. 1999. С. 151, 154-157, 159-160). И вновь продолжу живой рассказ Набатова: « - Особое спасибо – вам, Лидия Андреевна, - говорил, прощаясь, командир подразделения. – Не обижайтесь, товарищи, - обернулся он к другим артистам, - и вам горячее спасибо за концерт, но Лидия Андреевна привезла нам дух Родины, и это поддерживает настроение бойцов. На обратном пути не обошлось без юмористического инцидента. Дело в том. что для большей безопасности нас посадили по два человека в легковые машины. А сзади шёл грузовик, в кузове которого находились вооружённые красноармейцы и два пулемёта. День клонился к вечеру. Быстро темнело. Ехать было небезопасно. Дорога была зигзагообразной. В первой машине сидели мы с Леонидом Набатовым, за нами вслед шла машина Руслановой и Гаркави. Каждые пять-десять минут дорогу нам преграждал красноармеец, скрытый в кустах, и, направляя винтовку на водителя, произносил: «Пароль». На что водитель, произнося магическое слово, направлял револьвер на красноармейца и требовал: «Отзыв!». И вот на одной из остановок  я попросил красноармейца дать мне его маскировочный халат, шапку и на одну минуту – винтовку. И пояснил, что хочу подшутить – ведь новогодняя ночь! – над своими товарищами, которые едут в следующей машине. - Это певица Лидия Русланова и её муж, конферансье Михаил Гаркави, весёлый, толстый дяденька в полтораста килограммов. Смеху будет! Вот увидите, - пообещал я. Красноармеец согласился. Я надел халат, нахлобучил шапку и, когда машина поравнялась с нами, грозно крикнул: - Стой! – И можете себе представить мой ужас, когда открылась дверца и из неё вывалился какой-то человек в железной каске, направил на меня револьвер и крикнул: - Рус, сдавайся! Стоим мы друг против друга и трясёмся от страха. Оказывается, Русланова, тоже решив подшутить в новогоднюю ночь, подговорила Гаркави надеть трофейную каску, которую неожиданно обнаружила в машине. Опомнившись и узнав друг друга, мы расхохотались. Хохотали все вокруг, а больше всех – Русланова. - Ну что, - кричала она, хохоча, - развлекли солдатиков, вояки! Поехали уж! Она, бывало, всегда уговаривала нас пред выездом на очередной фронтовой концерт: - Веселее, товарищи! Приедем – шутите, рассказывайте анекдоты. Пусть видят наши защитники, что у москвичей хорошее настроение, что мы верим в скорую победу». («Лидия Русланова. В воспоминаниях современников». М., «Искусство», 1981. // И. Набатов. «Достойная своего триумфа». С. 215 - 216). «Но совсем особой, легендарной, я бы сказала, популярностью пользовалась она в армии. Разумеется, так же как и Русланова, мы все постоянно участвовали в военно-шефской работе. Но говорят, что песня всегда дружит с солдатом, и в походе, и на привале, что расстаётся он с нею только в бою. /Позвольте рассказать только об одном эпизоде Сталинградской битвы. Малыш Олежка Казаков (родился 7 февраля 1937 года) с мамой переносил оккупацию в Ростовской области село Александровка. Вот что пишет взрослый Олег Николаевич Казаков: «Весь январь взрослое население села жило в ожидании хороших вестей из района Сталинграда. Это ожидание передавалось и нам, детям. И однажды, играя на улице, мы увидели, как в спешном порядке покидала село Александровка расквартированная там немецкая воинская часть. А затем услышали нарастающий рокот моторов танков, машин и, главное, мощное звучание песни «Броня крепка и танки наши быстры». В село вошли наши части. А колонна бронетехники проследовала мимо села дальше, на Запад, освобождать нашу землю о немецкой нечисти». - Д. В./.  Можно себе представить, какую радость испытывали солдаты, если знакомая, любимая песня – а пластинки Руслановой уже появились везде – сама приезжала к ним в гости: в клубы, в казармы, в лагеря, а потом и на линию фронта, к переднему краю! Поэтому на любом воинском концерте, где бы он не проходил – на Дальнем Востоке, в частях ОКДВА, или в Москве, на выпускном вечере Военно-воздушной академии РКК, выступление Руслановой оказывалось «гвоздём» программы, а она сама – наиболее желанной гостьей. То же самое я наблюдала и в начале Великой Отечественной войны, выступая вместе с ней на московских призывных пунктах. Солдаты и офицеры не только вызывали её без счёта, а потом приносили цветы и писали письма. Случалось, что аплодисменты зала на её выступления прерывались громогласным, торжественным «ура!». И встреча с Руслановой превращалась в настоящий патриотиче

ский митинг. Больше всего мне памятны триумфальные выступления Лидии Андреевны в дни войны с белофиннами. Концертная бригада… выехала на фронт зимой 1940 года. Красная Армия наступала. Работать приходилось в очень тяжёлых условиях. Я имею в виду не только постоянное напряжение – ведь за двадцать восемь дней мы успели дать более ста концертов, - не только обстрелы, под которые мы иногда попадали, но и ту зиму на севере стояли жесточайшие морозы, а мы непрерывно передвигались. «Путешествовали» как попало: то на автобусе, то на дрезине, то на самолёте, то на санях, шли иногда и на лыжах. И таким же «разнообразием» отличались наши концертные площадки: выступали и в блиндажах и в небольших, искусно замаскированных землянках, в ангарных палатках и в походных госпиталях. Ближе к передовой концерты давались порой в фанерных, почти летних домиках – наши солдаты воздвигали их «на ходу» взамен домов и посёлков, уничтоженных противником при отступлении. Никаких подмостков там, конечно, не было – артисты находились в узком проходе между двухэтажными нарами, где располагался зритель. Если внезапно отказывал движок и «на сцене» гас свет, в «зрительном зале» немедленно вспыхивали огоньки карманных фонариков, освещавших исполнителей. Но, хотя в глубине домика стояла маленькая печурка, раскалённая докрасна, все наши, кроме Хрусталёва и меня, выступали в ватниках.  Ночуя в подобных домиках, мы также не раздевались – холод был страшный, несмотря на всё ту же походную печурку. Спали на верхних нарах, головой к мёрзлой стенке, а ноги наши, вернее валенки, только что не дымились вместе с печкой. О том, насколько хрупким было всё это сооружение, можно судить хотя бы по такому случаю. Однажды Хрусталёв слишком плотно, наверное, прислонился к стене и… вылетел вместе с нею прямо в сугроб. Неудивительно, что все мы понемногу приходили в уныние, начинали нервничать. И только Лидия Андреевна никогда не теряла присутствия духа. Всё её поведение полностью подтверждало ту характеристику, которую я услышала много лет спустя, уже после смерти Руслановой: она была поистине человеком подвига. Чем труднее становилась обстановка, тем чаще она смеялась, острила, тем больше старалась оживить и поддержать всех нас.…Случилось так, что, напуганные небывалыми морозами, мы с Лидой ещё в Ленинграде перед выездом на фронт закупили множество детских меховых шапочек с кожаным верхом. И сшили из них тёплые варежки, каждому члену бригады – по паре. Правда, портнихами мы оказались неважными, и наши варежки получились весьма странными, беспалыми. Но в поездке пригодились даже эти тёплые мешочки, и мы ими очень дорожили. Хотя на фронте все наши артисты, в том числе и Лидия Андреевна, не только научились стрелять, но даже получили звания снайперов, мы всё-таки хватили лиха. Вспоминается, скажем, наш приезд на территорию штаба армии в тот момент, когда её усиленно обстреливали, или концерт, транслировавшийся в лагерь противника и доведённый до конца, несмотря на огонь, открытый белофиннами. Но примечательно, что все наиболее радостные и светлые эпизоды непременно связаны в памяти с образом Руслановой.  Однажды, переправляясь из части в часть, мы застряли на каком-то фронтовом аэродроме. В ожидании самолёта сидели в валенках и тулупах у лётчиков в палатках, неподалеку от взлётной полосы. И, хотя гостеприимные хозяева поили нас вкусным чаем, настроение у всех было тревожное: мела пурга, и наше ожидание могло затянуться на неопределённый срок. Как вдруг слышим: «Собираться!». Бегом, под слепящим снегом, под ветром, сбивающим с ног, мы бросились к машинам: на поле стояло несколько бомбардировщиков. Каждый принял по два-три человека, а Русланову с Гаркави посадили в главный, флагманский самолёт. Поднимались с аэродрома и летели в полной темноте. Летели довольно долго. Когда наша машина пошла на посадку, метель утихла, и мы увидели на земле такую картину: Лидия Андреевна нежно обнимает и целует какого-то военного, а Михаил Наумович /Гаркави, муж Руслановой. – Д. В./ стоит рядом и от души хохочет. Оказывается, нас попросту «похитили» и доставили вовсе не туда, куда следовало по маршруту, а совсем в другую часть – к воздушным асам, которыми командовал знаменитый в то время И. Т. Спирин. Услышав, что где-то поблизости выступает Русланова, асы решились на «преступление» и совершили его после боевого вылета. А Спирин, встречая звено своих бомбардировщиков, ещё издали заметил, что с борта самолёта выходят неизвестные «гражданские» - статная женщина и полный, барственного вида мужчина. «Кто такие? Не диверсанты ли?» - промелькнула у него в первую минуту мысль, рассказывал впоследствии Иван Тимофеевич. С тем большим восторгом он узнал в прибывших своих старых знакомых и любимых артистов. С удовольствием мы вспоминали потом три дня, проведённые в этом подразделении. Правда, мы разместились там неподалеку от склада с боеприпасами, в пустых железнодорожных вагонах. Но зато смогли, наконец, как следует отогреться: благодарные поклонники Руслановой устроили для неё, а заодно и для всей нашей бригады настоящую русскую баню».  («Лидия Русланова. В воспоминаниях современников». М., «Искусство», 1981. // А. Рудель. «Большое сердце». С.  115 - 119). «С первых лет своей жизни в Москве Лидия Андреевна Русланова сразу завоевала любовь столичных зрителей. Её участие в концертной программе обеспечивало аншлаговый сбор. Высокая московская эстрадно-артистическая элита, столь взыскательная и требовательная в отборе, сразу же приняла в свой круг как равную эту жизнерадостную молодую артистку, обладающую таким чарующим и одновременно таким могучим меццо-сопрано…Меня в Руслановой всегда поражала, если можно так выразиться, сила её духа. Сила эта проявлялась у моей подруги буквально во всём…Она добивалась всего, за что бы ни бралась…Драгоценный камень в кольце требует достойной оправы, песня – высокого аккомпанемента. Сопровождала выступления Руслановой саратовская гармошка В. Максакова, на баяне и аккордеоне играл Л. Комлев, а партию рояля вели Ставицкий и Ю. Мандрус…Русланова не была баловнем судьбы. Счастье, творческое и личное, давалось ей не легко. Она никогда не имела положительных рецензий в прессе даже в ту пору, когда заслуженно считалась яркой звездой советской эстрады. Происходило это то ли потому, что русская народная песня ещё не классифицировалась как часть большого певческого наследия, то ли потому,  что сама эстрада признавалась лишь второстепенным искусством, не знаю, но я констатирую факты. Зато было обратное. Совершенно исключительным, каким-то особо восторженным успехом пользовалась Русланова вне Москвы. Учитывая эту необыкновенную любовь зрителей, местные филармонии, часто в летнюю пору, устраивали на стадионах концерты этой столь популярной певицы.…У Руслановой было уникальное – присущее только ей одной – страстное отношение ко всему, с чем она соприкасалась. Назову это условно «самоотдачей». В первую очередь это относилось к её творчеству, к сбору русского песенного фольклора и народного юмора; всю себя она отдавала делу собирательства всего, что дала музыкальной культуре русская деревня. Будучи настоящей – во всём величии этого слова – русской женщиной, хозяйкой своей родной страны, она дружила с представителями  многонационального советского искусства и литературы. Но в квартире Руслановой  всё было только русское: посуда и мебель, картины и лучшие образцы народного творчества. - Европу – уважаю, а Россию – люблю до боли. Она была русской в своём крестьянском уборе, когда выходила на советскую сцену, но представляла Россию Советскую, выступая перед иностранцами. До войны жена одного из послов государства – сателлита Гитлера осмелилась, прощаясь после приёма, «преподнести» Руслановой пакет с шестью парами шёлковых чулок. Лидия Андреевна улыбнулась, поблагодарила, но закончила так: «Советской актрисе этаких «подарков», мадам, не делают!». И тут же отдала эти чулки, добавив сто рублей, горничной, которая помогла Руслановой надеть норковую шубу.…В области вокала Русланова никогда не имела партнёров. Но с одним человеком она обожала петь дуэты. Конечно, не в открытых концертах, а дома, для себя и только для своих. Этот «второй» был наш общий друг – Веня Рискинд, личность незаурядная: фронтовик, поэт и баянист, остроумный писатель, удивительный рассказчик, любимец И. Бабеля и Ю. Олеши. Вот вместе с Рискиндом, под его музыкальным руководством и с его сопровождением, исполняла Русланова сочинённую им и любимую ею песню «Письмо молодого солдата».

«Здравствуй, мама, родная старушка,

Я сегодня иду в первый бой.

Набросаю фашистам игрушки

И с победой вернусь я домой!

А игрушек имею немало…».

 Или ещё одну – «Огонь – на меня!». Начиналась она так:

«Живым остался на том берегу

От роты – один лишь комроты…».

 У этой женщины, не получившей никакого специального образования, было феноменальное художественное чутьё». («Лидия Русланова. В воспоминаниях современников». М., «Искусство», 1981. // И. Прут. «Мы были большими друзьями». С. 125 - 131).