В воспоминаниях современников

(«Лидия Русланова. В воспоминаниях современников». М., «Искусство», 1981. // К. Павлова-Давыдова. «Она была талантлива». С. 182). «Лидия Андреевна словно вводит нас в мир, тщательно отобранных ею для нас мелодий и сочетания слов (надо заметить, что певица всю жизнь была крайне разборчива в выборе репертуара – «что попало» она не пела никогда)…Афиша, возвещающая концерт с участием Л. А. Руслановой, всегда означала сенсацию в городе: народ спешил послушать любимую певицу…А Русланова вся была от сегодняшнего дня, от нашей советской аудитории, от требований и вкусов нашего народа. Вот за это её и любил народ». («Лидия Русланова. В воспоминаниях современников». М., «Искусство», 1981. // В. Ардов. «Русская песня Лидии Руслановой». С. 194, 199). «Она работала до последнего дня много и до последних сил – неистово. Август 1973 года выдался жаркий. Её пригласили в программу, которая работала на стадионах. Поехал в Таганрог, потом – в Ростов-на-Дону. Там в Ростове и совершила свой последний и, как всегда, триумфальный выход на сцену. Собственно, это был не «выход», а «выезд». И не на сцену – на дорожку стадиона. Пришлось даже проехать лишний круг: стадион гудел – требовал, хотел разглядеть Русланову получше. Она стояла в машине, подняв руку, и весело смотрела на своих зрителей, не по летам задорная и вовсе уже не по годам красивая…А в сентябре её приняла земля Новодевичьего кладбища в Москве. Горели на солнце купола, горела жёлтым огнём городская листва. День был бодрый. Свежий осенний день. Она и в могилу ушла красивая, с волевым выражением лица – великая русская легенда». («Лидия Русланова. В воспоминаниях современников». М., «Искусство», 1981. // Н. Смирнова. «Русланова – это русская песня». С. 108). Вот как пишет о ней композитор А. Новиков: «Своим искусством Лидия Андреевна Русланова продолжала традиции лучших звёзд русской эстрады начала ХХ века, и прежде всего Надежды Плевицкой…Лидия Андреевна обращалась и к современному фольклору и к творчеству советских композиторов – все помнят в её исполнении песню «Партизан Железняк» и особенно знаменитую «Катюшу» М. Блантера – впервые её исполнила именно Русланова…У нас будет много замечательных певиц, но такой, как Русланова, – никогда. Она из тех, кто неповторим». («Лидия Русланова. В воспоминаниях современников». М., «Искусство», 1981. // Н. Смирнова. «Русланова – это русская песня». С. 72 - 73). «…Когда мы хоронили нашу подругу, провожая её в последний путь, я вспомнил определение, которым любил пользоваться мой дед и которое так подходило к этому грустному событию: -Ушёл от нас человек неповторимый, ушёл штучный – уникальный – человек!..». («Лидия Русланова. В воспоминаниях современников». М., «Искусство», 1981. // И. Прут. «Мы были большими друзьями». С. 134). «Когда мы хоронили её, хорошо говорили друзья, соратники, представители многих организаций, очень любовно и торжественно оговорили… И когда мне предложили сказать несколько слов, хотелось говорить ещё любовнее, ещё торжественнее, но… я подошёл, заволновался… и сказал: «Лида умерла…», постоял и ушёл. Потом, на поминках, её дочь сказала мне: «Вы единственный назвали мою маму Лидой.… Спасибо». И вот теперь я печально повторяю: умерла Лида…». («Лидия Русланова. В воспоминаниях современников». М., «Искусство», 1981. // А. Алексеев. «Своеобразие». С. 223). «Я с Руслановой объездил всю Волгу-матушку, от Калинина до Астрахани, выступая вместе во всех волжских городах и, должен сказать, что не знал такого концерта, где бы она не производила фурора. Билеты раскупались молниеносно, зал всегда был переполнен, появление Руслановой на сцене вызывало у зрителей восторг. Она выходила на сцену обаятельной русской женщиной, царственной, вдохновенной, заразительной, со сверкающими глазами, по-хорошему озорной. И зритель не мог не поддаться её очарованию…Лидия Андреевна любила петь на любой площадке, потому что знала одно: поёт она народу… Русская песня была для неё душой, воздухом, надо было видеть, как преображалась певица при первых звуках баяна, как загоралась вся…После московских концертов она брала меня в свою машину и вела домой. Мы никогда не ехали молча, и разговор всегда окрашивался юмором. А собеседник она была очень интересный, могла говорить на любые темы, и говорить увлечённо. Привыкший к её шуткам, однажды я с удивлением услышал: «Эх, Ваня, молодость-то наша уходит, а с ней уходит и искусство, и любовь». Я поспешил ей тогда возразить: «Что вы, Лидия Андреевна, насчёт любви вам всегда везло». – «Да, меня любят, но тем острее я чувствую, как прекрасна молодость и как ужасна старость». И такая глубокая тревога и боль прозвучали в этих словах, что я не посмел тогда больше ничего ей сказать и доехали мы с ней в непривычном молчании. Я много выступал с артистами любых жанров, но Русланова оставила во мне неизгладимый след. Она и сейчас стоит передо мной как живая – весёлая, бойкая, темпераментная, сильная. Вот уж про кого можно было сказать – «русская красавица». Последняя встреча у меня с ней была в воинской части. Военные её так горячо принимали, что не давали ей со сцены, кричали «браво», просили петь ещё, и она пела. После концерта мы снова ехали вместе. Она мне вдруг и говорит: «Знаешь, Ваня, а я ещё могу петь и петь, хотя мне уже скоро семьдесят лет будет. Вот, поди ж ты, я старею, а голос не стареет, вот ведь какая история!». И я, вспоминая тот давнишний разговор о страхе пере старостью, с радостью говорю: «Лидия Андреевна, вы ещё лучше поёте, у вас голос так и льётся и такая богатая фантазия. Сколько слушаю вас, всё словно впервые». «Ну, нет, Ваня, годиков бы двадцать сбросить, вот бы я снова и всем певцам показала, как надо петь русские народные  песни. Ты знаешь,  мне как-то писатель Никулин сказал, что когда он был в Париже, то узнал, что моими пластинками интересовался Шаляпин». Малый театр был на гастролях в Ленинграде, когда я узнал о смерти Руслановой. Трудно было поверить, что этого человека не стало, что ушла из жизни столь богато одарённая певица, популярность которой была так огромна. И я знал, что все, кто её любил, тоже скорбят о её смерти и не хотят в неё верить. Да, Руслановой больше нет, но я счастлив, что мне довелось работать с ней, стоять на одних подмостках, счастлив, что знал её и видел, как талант, отданный народу, принимается народом и вознаграждается любовью и преданностью. («Лидия Русланова. В воспоминаниях современников». М., «Искусство», 1981. // И. Любезнов. «Талант, отданный народу». С. 135 - 138). «И вдруг, немного подумав, она сказала: - Короток наш век актёрский, рано надо со сцены уходить, - только в силу войдёшь, а уже – всё, кончать надо! - Ну, вам-то, Лидия Андреевна, об этом чего думать! Рано! - Рано не рано, а думать надо! Но я со сцены не уйду! Я так решила: как почувствую, что голос не звучит, на сказы перейду. Не понял? Буду донские  сказы сказывать, былины русские про Бову - королевича, про Илью Муромца, Микулу Селяниновича, Василису Прекрасную и Ивана Царевича… я их много знаю, ещё от бабки своей.… Как думаешь, будут слушать? - Вас, конечно, будут! - Да не меня, а русскую, народную былину, сказки наши прекрасные! Будут слушать!» …Любила и берегла народную песню Русланова. Любила своих слушателей и не упускала ни одной возможности пообщаться с самым главным зрителем – простым людом. В те годы, годы первой пятилетки, только начинала складываться традиция новых взаимоотношений артистов и зрителей, которую мы привычно называем теперь «союз искусства и труда». Как-то зимой 1930 года наша редакция решила провести на главном ростовском предприятии – гиганте советского сельхозмашиностроения «Россельмаша» день культуры. В цеха завода должны были поехать писатели, художники, артисты…Ночью строили сцену, подметали помещение, Софронов встречал артистов, показывал им цех, преподносил цветы.…Когда мы ехали на завод, артисты-разговорники всё беспокоились: а будут ли слушать, можно ли будет выступать? - Будут слушать! Если по делу будете говорить – будут слушать! – урезонила их Русланова. И обратясь к своим баянистам, сказала: - Ребята! На мехи надо будет поднажать. Всё ж-таки не мюзик-холл; там, говорят, цех чуть не полкилометра длиной! - Лидия Андреевна, если мы поднажмём, вам же трудно будет! - Ты обо мне не думай – ты о зрителях думай! Вас, вас с вашими баянами я всякого перепою! Концерт в цеху вместо запланированного получаса шёл уже минут пятьдесят. Цеховое начальство тревожно посматривало на часы, а от станков всё слышались новые «заказы». - Андреевна! «Донскую» давай! Спой ямщицкую! Частушки с дробушкой! А когда Гаркави сказал, что мы и так уже превысили лимит времени, из «зала» дружно закричали: - Пой, Андреевна, не сомневайся: мы своё отработаем, поднажмём! Завтра можешь проверить! И Русланова проверила. Она позвонила мне – в редакцию и попросила узнать, как там с дневным планом в сборочном цехе. Когда я сказал ей, что мы даём заметку Толи Софронова о концерте и справку заводоуправления, что план в тот день был выполнен на 123 процента, она воскликнула по телефону: - Ай, сильна русская песня! А я подумал: сильна и русская певица Лидия Русланова». («Лидия Русланова. В воспоминаниях современников». М., «Искусство»,1981. // М. Грин. «А песня звучит…». С. 143 - 145). «Впервые я услышал Лидию Андреевну Русланову 23 января 1930 года на открытии Ростовского – на  -Дону мюзик - холла.…Сегодня, спустя полвека, я держу в руках программку Ростовского мюзик-холла, чудом сохранившуюся у Поздняка…За полвека многое стёрлось в памяти, но пение, точнее, волнующая радость, возникавшая в зале во время выступления Руслановой, остались навсегда. В тот вечер она пела свою знаменитую «Степь», «По долинам и по взгорьям», «Саратовские страдания»…Три зимних месяца шла первая программа Ростовского мюзик-холла, и почти всё это время мы виделись по вечерам после спектакля и всегда говорили, говорили, говорили… - Я ещё Брусиловским солдатам пела, прямо в окопах. Пою и чуть-чуть не плачу! Посмотрю в глаза какому-нибудь молодцу, как он песню слушает: сам – здесь, а душа – там, дома, в родной хате, возле родной матери.… А я пою и думаю: какая тебе судьба будет, молодец, может, лежать тебе в этих мозырских болотах с закрытыми очами.…Ох, судьбу молю, чтобы в окопах больше никогда не петь!». Но, видно, не услышала судьба её молит

вы – через одиннадцать лет она пела в заснеженных полях Подмосковья, и на Смоленщине, и «вдали за Вислой тёмной», и самом логове фашизма – в Берлине!». («Лидия Русланова. В воспоминаниях современников». М., «Искусство», 1981. // М. Грин. «А песня звучит…». С. 139 - 142). «На грампластинки Лидию Андреевну Русланову начали записывать в 1935 году. Ею было напето несколько пластинок, но потом все матрицы были уничтожены, и в 1953 году было сделано несколько записей с пластинок, сохранившихся у коллекционеров.…С Л. А. Руслановой я познакомилась в 1953 году, когда работала тонмейстером на радио. Редактор отдела русской песни  И. И. Хутова - Калтат делала передачу «Русские песни в исполнении Руслановой», которая должна была транслироваться по московской сети. Подготовить эту передачу было не так-то просто. Плёнки с записями 40-х годов собирали, где только возможно: и на радио, и в Доме звукозаписи, и у любителей. В результате всё-таки был составлен хороший концерт. Я сидела у пульта в микшерной, а в студии, у микрофона, был диктор Анатолий Иванович Петров, влюблённый в талант Лидии Андреевны. И вообще эту передачу готовили люди, влюблённые в её пение, для таких же влюблённых слушателей. Мы знали, что их много по всей стране, и было жалко, что Русланову услышат только москвичи. Тогда на свой страх и риск нами было дано указание центральной аппаратной перевести передачу с московской сети на первую программу. Вскоре мы получили множество писем от радиослушателей из всех уголков необъятной России с восторженными отзывами и с благодарностью, что в эфире снова прозвучал дивный голос Руслановой. Вот эти-то мешки писем и спасли нас от наказания за нарушение приказа. Конечно, больше всех досталось И. И. Хутовой -Калтат. Какова же была радость Лидии Андреевны, когда я с одним из таких мешков приехала к ней в гостиницу Дома Советской Армии, где она жила тогда со своим мужем Владимиром Викторовичем Крюковым». («Лидия Русланова. В воспоминаниях современников». М., «Искусство», 1981. // К. Павлова - Давыдова. «Она была талантлива». С. 178 - 179). «В 30-е годы, когда в стране находит широкое распространение радио, Русланова становится подлинно всесоюзным глашатаем русской песни. Её много записывают на пластинки, и эти пластинки расходятся миллионными тиражами. Голос её знали в самых отдалённых уголках, и частенько случались смешные ситуации. Однажды, выступая в Сибири, она решилась прогуляться по тайге и заблудилась. На счастье, встретился лесник, который и привёл её в свою деревню. Как и полагалось по законам сибирского гостеприимства, он усадил гостью, угостил пельменями, чаем, а потом, в завершение всего, поставил пластинку с песнями Руслановой. Пришлось открыться. Её уговорили петь. Провожала артистку вся деревня на десяти подводах. И всем не верилось: «Сама Русланова!». («Лидия Русланова. В воспоминаниях современников». М., «Искусство», 1981. // Н. Смирнова. «Русланова – это русская песня». С. 73 - 74). «Когда Наркомзем, ЦК комсомола и наша редакция созвали в Москве Первый Всесоюзный слёт колхозных конюхов, прибыли гости со всей страны, шли заседания, а под конец мне поручили организовать для них концерт. Я, конечно, кинулся к своим друзьям. Русланова и Гаркави приняли живейшее участие в этом деле – сами отбирали и артистов и репертуар. Концерт вёл Гаркави, а Русланова пела в самом конце второго отделения. Выйдя на сцену и по своему обыкновению низко поклонившись зрителям, сказала: - Ребята! Говорят про вас, конюхов, ямщиков, есть, чуть ли не восемьдесят песен, я столько, конечно, не знаю, но песен десять я вам спою! И она пела, долго, радостно – это был её зритель, души не чаявший в своей артистке. Я помню, как какой-то паренёк с Терского конного завода всё уговаривал Русланову прямо «сей момент» ехать к ним: - Попоёшь, сколько захочешь! А уж мы тебя на тройках прокатим, и на серых, и на вороных, и на каурых – на каких душа пожелает! А другой бородач, откуда-то с Полтавщины, говорил артистке: - Андреевна! Я тоже чуток спиваю! Ну, мабудь, не як ты – послабже.… Да я людям редко спиваю, я ночью – коням пою… Слухают  меня кони! Ох, и слухают! Её окружила толпа зрителей; песня так сблизила их, что они могут ей всё сказать: и про работу, и про семью, и думы свои поведать, и радостью поделиться! Она для них была своей, подлинно народной артисткой! Ещё через год «Крестьянская газета» решила провести интереснейшее мероприятие. В одной деревне на Рязанщине с помощью сельсовета, родных и близких установили адреса всех уехавших прежде из деревни односельчан и пригласили их на деревенский «сход». Как выразился один из приехавших, «чтобы посмотреть» на какую высоту нас подняла Советская власть!». Оказалось, что за шестнадцать послереволюционных лет многие из них стали инженерами, врачами, военачальниками, художниками, партийными работниками, был даже один академик (тот уехал из деревни ещё в начале века)…Я уже смирился с мыслью, что концерт на селе пройдёт без Руслановой, и собрался уходить, но Гаркави шепнул мне: - Не торопись. Не может Лида от такого концерта отказаться! …Деревенский сход прошёл, что называется, «на одном дыхании»…Когда начался концерт и пришёл черёд выступать Руслановой, она, прежде чем петь, сказала примерно следующее: - Я не из вашей деревни, я родилась далеко отсюда, и всё равно – я на этом сходе не чужая: меня тоже растила наша родная Советская власть. А потом она пела, пела много и очень душевно. Зрители не отпускали её со сцены. Русланова кланялась земным русским поклоном, благодарила и снова пела. Потом на сцену вышла старая крестьянка, она обняла артистку и сказала: - Русланиха! Я раньше тебя по «тарелке» слушала – сынок радио в избе приладил, а теперь вот живую тебя вижу… ладная ты баба, а уж голос – ну просто золотой, так моя покойная матушка пела… - А что она пела? – спросила артистка. - А вот эту… - И старуха тихонько затянула: «Ой, при лужке, при лужке…». Русланова подхватила. Старуха прибавила голоса, певица – тоже.… И так стояли они посреди сцены – две бабы, труженицы: одна – на колхозной ниве, другая – на ниве искусства, и в зал неслась их песня. - Ты пой, ты больше пой, душа - певица (она так и сказала – душа-певица!),   Народ, Андреевна, тебя очень одобряет. – И эти слова звучали как самая великая оценка нелёгкого актёрского труда.